Talk is hushed. I tread the boards.
Leaning on the post of the door,
Distantly I catch the stir
Of what’s happening in this age.
Darkly night admonishes
With a thousand lenses trained.
Abba Father, if Thou wouldst,
Bear this chalice past my lips.
I adore Thy strict design,
And consent to act this part.
But another drama’s playing:
So, for once, may I be spared.
But the acts have been ordained,
Irreversible the journey’s end.
I’m alone. The Pharisees swamp all.
Living is no country stroll.
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далёком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идёт другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, всё тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти.