We live, not sensing our own country beneath us,
Ten steps away they dissolve, our speeches,
But where enough meet for half-conversation,
The Kremlin hillbilly is our preoccupation.
They’re like slimy worms, his fat fingers,
His words, as solid as weights of measure.
In his cockroach moustaches there’s a hint
Of laughter, while below his top boots gleam.
Round him a mob of thin-necked henchmen,
He pursues the enslavement of the half-men.
One whimpers, another warbles,
A third miaows, but he alone prods and probes.
He forges decree after decree, like horseshoes —
In groins, foreheads, in eyes, and eyebrows.
Wherever an execution’s happening though —
there’s raspberry, and the Ossetian’s giant torso
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.