We live, but feel no land at our feet,
nor ten steps off any whisper of speech.
Where half a conversation finds enough lips,
it’s the Kremlin-Climber our thoughts are with.
His weighty fingers as greasy as worms,
true as a dumbbell tumble his words.
His laughing moustache is cockroach-huge,
there’s a gleam from the tops of his boots.
Around him, the rabble of slim-necked princes,
half-human officials, their labours his playthings.
One whines like a cat, one whistles or snivels
as he blabs and jabs at them; the gifts he gives,
decree by decree, he pounds like iron
into groin, into crown, into brow, into eye —
lemons, no matter what capital offence,
and it’s broad, that Ossetian chest.
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.