Return to my city, dearer to me than tears,
to its veins, the swollen glands of childhood nights,
return, remembering — swallow, O quickly then
the codliver oil of Leningrad’s rivered lights.
Recognize swiftly that small day of December:
see, in the sinister asphalt, egg yolks run...
St. Petersburg, say that I need not die yet!
You still list the number of my telephone.
St. Petersburg! I have kept all your addresses
that I may find the voices of the dead.
I live on a back stairway; against my temple
a constant doorbell’s striking, tearing my flesh.
And all night long I await the sound of guests
shifting the heavy handcuffs of the door.
Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.
Петербург! Я ещё не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня ещё есть адреса́,
По которым найду мертвецов голоса́.
Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.