At sunset the crimson light weaves across the lake,
In the grove wood grouses cry with a strident clang.
Out an oriole laments, holed up in a tree.
I alone don’t feel like crying, filled with joyful glee.
You would slip away to me in the evening dusk,
We would sit in fresh cut hay under finished stacks.
Like a bloom I’d rumple you, kiss till headiness,
You cannot reproach a man drunk from happiness.
You would toss the silky veil, dazed from my delight,
And I’d whisk you to the bush till the dawning light.
Even though the grouses sound woebegone,
There’s a joyous dolor in the crimson dawn.
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется — на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари.
Есть тоска весёлая в алостях зари.