We all became by hundreds years older,
And this was happened through an hour one:
Was smoking the planes’ deeply plugged body —
The summer, short, was ready to be gone.
At once, a road grew the strongly various,
And a cry flew there, with a silver ring,
With closed eyes, I prayed our Father, greatest,
To take my life before first battle stings.
And from my memory, like weight from now helpless,
Vanished a shade of passions, songs and thoughts,
It, now empty, was decreed by Heavens
To be the awful book of fatal words
Мы на сто лет состарились, и это
Тогда случилось в час один:
Короткое уже кончалось лето,
Дымилось тело вспаханных равнин.
Вдруг запестрела тихая дорога,
Плач полетел, серебряно звеня.
Закрыв лицо, я умоляла Бога
До первой битвы умертвить меня.
Из памяти, как груз отныне лишний,
Исчезли тени песен и страстей.
Ей — опустевшей — приказал Всевышний
Стать страшной книгой грозовых вестей.