Insomnia. Homer. The sails — stretched out.
I’ve read the catalogue of ships halfway:
This lengthy brood, this train of cranes
That soared from Hellas up into the clouds.
A wedge of cranes toward a foreign land —
The heads of kings sprayed by the godly foam —
What’s Troy to you, if more than Helen’s home,
Where are you sailing, Achaean men?
The sea and Homer — all are moved by love.
Whom should I heed? Now Homer has grown mute,
Black sea, orating, nears me, resolute,
And thunders by my headboard, loud and rough.
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.
Как журавлиный клин в чужие рубежи —
На головах царей божественная пена —
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам, одна, ахейские мужи?
И море, и Гомер — все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.