In your long jackets, broad-brimmed hats,
with notebooks of your poems,
you disintegrated long ago in dust
like fallen lilac blossom.
Yours is a country free of ready forms,
where all is mingled, fractured, dislocated,
where there’s no sky — only a grave mound —
and the moon’s orbit never changes.
A synod of soundless insects sings
in a language foreign to our ear,
and a beetle-man holds out a tiny lantern
to greet acquaintances as they appear.
Are you at peace, my comrades?
Free of all memories? At ease?
Your brothers now are ants and roots,
dust pillars, grass-blades, sighs.
Your sisters now are pinks, sprays of lilac,
chickens, little chips of wood;
and your language has no power
to recall a brother left behind.
Your brother has no home yet in the land
where, shadow-light, you lighted long ago
in your long jackets, broad-brimmed hats,
with notebooks of your poems.
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений,
Давным-давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.
Вы в той стране, где нет готовых форм,
Где всё разъято, смешано, разбито,
Где вместо неба — лишь могильный холм
И неподвижна лунная орбита.
Там на ином, невнятном языке
Поёт синклит беззвучных насекомых,
Там с маленьким фонариком в руке
Жук-человек приветствует знакомых.
Спокойно ль вам, товарищи мои?
Легко ли вам? И всё ли вы забыли?
Теперь вам братья — корни, муравьи,
Травинки, вздохи, столбики из пыли.
Теперь вам сёстры — цветики гвоздик,
Соски сирени, щепочки, цыплята…
И уж не в силах вспомнить ваш язык
Там наверху оставленного брата.
Ему ещё не место в тех краях,
Где вы исчезли, лёгкие, как тени,
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений.