for Osip Mandelstam
All the town’s gripped in an icy fist.
Trees and walls and snow are set in glass.
I pick my timid way across the crystal.
Unsteadily the painted sledges pass.
Flocks of crows above St Peter’s, wheeling.
The dome amongst the poplars, green and pale in
subdued and dusty winter sunlight, and
echoes of ancient battles that come stealing
out across the proud, victorious land.
All of a sudden, overhead, the poplars
rattle, like glasses ringing in a toast,
as if a thousand guests were raising tumblers
to celebrate the marriage of their host.
But in the exiled poet’s hideaway
the muse and terror fight their endless fight
throughout the night.
So dark a night will never see the day.
И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским — вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.