1
It's time!... Oh, to forget Zhukovsky Street,
The white-walled house, the city's roofs and arches,
Its zoo-like din.... Away! Away to meet
The winking mushrooms and the nodding birches
Of Moscow's princely, sparkling, dewy fall,
The skies remote, the leaves and grasses rustling,
And Rogachevsky Highway throbbing still
With youthful Blok's untamed and reckless whistling....
2
Sounding the dark depths of memory,
I find a St. Petersburg night, fluid and shimmery,
A theatre box's velvet-hung gloom
Haunted by smells that are chokingly warm,
Gusts of wind from the gulf, and, just as it was,
Scornful of all the "oh's" and the "ah's",
That arrogant smile, growing no dimmer,
That belonged to Blok, our epoch's tragic tenor.
3
How right he was — the lamp, the Neva,
The chemist's shop, and a mirage:
A man, a monument erected
To mark the advent of our age....
He glimpsed it all again the evening
To Pushkin's house he waved goodbye,
And like a rest he did not merit
Embraced death's wearing agony.
1
Пора забыть верблюжий этот гам
И белый дом на улице Жуковской.
Пора, пора к березам и грибам,
К широкой осени московской.
Там всё теперь сияет, всё в росе,
И небо забирается высо́ко,
И помнит Рогачёвское шоссе
Разбойный посвист молодого Блока…
2
И в памяти чёрной пошарив, найдёшь
До самого ло́ктя перчатки,
И ночь Петербурга. И в сумраке лож
Тот запах и душный и сладкий.
И ветер с залива. А там, между строк,
Минуя и ахи и охи,
Тебе улыбнется презрительно Блок —
Трагический тенор эпохи.
3
Он прав — опять фонарь, аптека,
Нева, безмолвие, гранит…
Как памятник началу века,
Там этот человек стоит —
Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому
Как незаслуженный покой.