When stricken by spiritual thirst,
Through gloomy sands I plodded onwards,
A six-winged seraph came to earth
And stood before me at a crossroads.
With weightless fingers of a dream
He gave my eyes a touch unseen:
My vatic eyes abruptly widened,
Like eagle’s when she’s badly frightened.
He gave my ears a touch unseen,
And noises filled them in a stream:
And I perceived how heavens shudder,
And angels take celestial flight,
And reptiles under water slide,
And valley vines outgrow each other.
And to my lips the seraph clung
And ripped clean out my sinful tongue,
Duplicitous as well as mindless,
And with his bloodied hand did bring
A perspicacious serpent’s sting
Between my lips that froze in silence.
He slit my bosom with his sword
And pulled the heart out palpitating,
And in the gaping gash he brought
A red-hot coal with fire flaming.
A corpse in desert sands, I lay
And God appealed to me that day:
“Rise, prophet, hear and see all quarters;
It’s you my bidding shall inspire,
And making rounds of lands and waters,
With Word set human hearts on fire.”
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами лёгкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».