When the noisy day quiets down
and the translucent shadow of night descends
on the muted streets of the city,
sleep–the reward for the day’s works – is granted to normal men.
But for me, agonizing hours of insomnia
drag by in silence.
In the dead stillness my conscience burns more painfully,
like a snake bite;
fantasies churn; my mind,
weighed down with sadness,
gives way to a throng of oppressive thoughts;
memory silently unrolls its scroll:
filled with revulsion, I read the story of my life,
and tremble and curse,
and bitterly complain, and weep bitter tears,
but I can’t wipe away the miserable lines.
Когда для смертного умолкнет шумный день,
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.