When noisy day at last is quieted
And on the hushed streets of the town,
Half diaphane, night's shadow lies, and sleep,
The wage of toil, is handed down,
Then in the silence how the hours drag out
My weary vigil; then up start
Snakes of remorse nocturnal torpor wakes
To livelier flame that stings the heart.
Dreams surge and eddy; anguish crowds the mind
With wounding thoughts that press too close;
In silence memory unrolls for me
A scroll as long as it is gross;
I read and loathe the record of the years,
And shake, and curse the grirn display;
My groans are bitter, bitter are the tears
That wash no sorry line away.
Когда для смертного умолкнет шумный день,
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.