At evening times above the restaurants
The sultry air’s harsh and stale.
The spirit of the spring-time pestilence
Reigns over drunken muffled wails.
And further up in dusty alley ways,
Beyond the summer cottage sloth,
A baker’s shop sign glistens gaudily,
And children’s cries are heard above.
And every evening in the countryside,
Amidst potholes with bowlers tipped,
The seasoned dandies saunter gratified,
Amusing damsels with their wit.
Lakeside the creaky oars reverberate
To flirty squeals of lady folks,
And astral discus, dull and obdurate,
Squirms in the sky above it all.
And every night my faithful soul mate
Stares back from hollows of my wine,
Akin to me, subdued and desolate,
To mystic liquid he resigned.
Around the nearby tables mesmerized
The waiters sleepily repass,
And drunkards with the rabbit-like red eyes
Proclaim, “In vino veritas!”
And every night as if the time was set
(or am I dreaming in this daze?)
A silk swathed maiden’s misty silhouette
Glides through the restaurant's drunken haze.
And slowly moving through the drunken guests,
Without an escort, indiscreet,
Emitting perfumes and exquisite mists
She settles at the window seat.
And her snug silks exude the ancient tales,
And doleful plumes atop her hat
Cascade and twine over the wispy veil,
In rings her narrow hand’s beset.
And overwhelmed by strange proximity
I look beyond the dusky veil,
And see the shore of charming verity,
And the charmed distance to prevail.
I am entrusted with deep mysteries,
Endowed with the Sun to hold,
And acrid wine awash in sorceries
Have pierced through fissures of my soul.
And ostrich feathers in cascading swells
Are swaying softly in my brain,
And deep blue eyes as deep blue sinkhole wells
Bloom in the distance on a plain.
Within my soul a treasure’s buried
And I’m the keeper of the key,
So right you are, grotesque inebriate,
I know, the truth resides in guilt.*
*In the last line Blok played up the ambiguity stemming from the Russian translation of the Latin phrase "in vino veritas". In Russian the words "wine" and "guilt" are homonyms, they share the same spelling and pronunciation in singular ablative case, but have different meanings. Unlike in many other translations prior to this, the alternate meaning of the last line was never brought to the readers' attention. This ambiguity is untranslatable and can be only explained in a footnote; however, it is important to recognize the expression of guilt in the juxtaposition of the beautiful and the vulgar. That is the essence of Blok's symbolism.
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бесмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.