He cerrado la Ilíada y me he asomado al balcón,
–aún temblaba la última palabra entre mis labios–
a lo lejos brillaba la luna…o un farol;
y la sombra de un guarda se movía despacio.
¡Cuántas veces miré con gesto desafiante;
y hubo tantas miradas que me dieron respuesta!;
vi a muchos odiseos en los barcos mercantes;
tantos agamenones en oscuras tabernas…
Lejos, en la Siberia, donde azota el ventisco,
los mamuts se congelan entre hielos de plata:
estremece las nieves su dolor retenido
y se inflaman los cielos con su sangre encarnada.
Este libro me apena, y la luna me abate:
quizá hoy no sea un héroe lo que me reconforte;
mientras, por la alameda, bajan dos colegiales,
cogidos de la mano: y son Dafnis y Cloe.
Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губах трепетало последнее слово,
Что-то ярко светило — фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.
Я так часто бросал испытующий взор
И так много встречал отвечающих взоров,
Одиссеев во мгле пароходных контор,
Агамемнонов между трактирных маркеров.
Так, в далекой Сибири, где плачет пурга,
Застывают в серебряных льдах мастодонты,
Их глухая тоска там колышет снега,
Красной кровью — ведь их — зажжены горизонты.
Я печален от книги, томлюсь от луны,
Может быть, мне совсем и не надо героя,
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.