Amo a la patria yo, mas ¡qué extraño es este amor!
No lo conquista mi razón.
Ni gloria, comprada con sangre,
Ni paz llena de orgullosa confianza,
Ni atesoradas leyendas de tiempos viejos
No agitan en mí sueños agradables.
Pero yo amo — para qué, yo mismo no lo sé —
El frío silencio de su estepa,
La ondulación sin frontera de sus bosques,
Sus ríos inundados, también el mar crecido;
Me gusta rodar en carreta por los campos,
Y, con lenta mirada a la oscuridad de la noche punzante,
Encontrarse en el sendero, suspirando por albergue de la noche,
Tembloroso fuego de una triste aldea.
Amo el humo del rastrojo que se quema,
El carretón en la noche de la estepa,
Y en el montículo en medio del maizal
Un par de blancos abedules.
Con alegría, con muchos desconocidos
Veo el granero completo,
la isba, cubierta por la paja
La ventana con postigos labrados;
Y en las fiestas, en tardes cubiertas de rocío,
Observar hasta medianoche sin cesar
Al baile con taconazos y silbidos
Sobre el murmullo de campesinos embriagados.
Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит её рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни тёмной старины заветные преданья
Не шевеля́т во мне отрадного мечтанья.
Но я люблю — за что, не знаю сам —
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям;
Просёлочным путём люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая но́чи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымо́к спалённой жни́вы,
В степи́ ночующий обоз
И на холме средь жёлтой нивы
Чету́ белеющих берёз.
С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно́,
Избу́, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до по́лночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.