All night the roosters uttered cries,
and swayed their necks like crazy,
as if they were reading rhymes
declaiming in a frenzy.
And in those cries there was the kind
of bitterness, aroused
by the unwanted man’s defiant
appearance in the house.
Far-far away the crowing rang,
inept and unavailing,
like the caressing of a man
who has become an alien
when she’s unable to caress
and chary of refusing...
And thus the night dragged on like blessed,
unending
and confusing.
Всю ночь кричали петухи
и шеями мотали,
как будто новые стихи,
закрыв глаза, читали.
Но было что-то в крике том
от едкой той кручины,
когда, согнувшись, входят в дом,
постылые мужчины.
И был тот крик далек-далек
и падал так же мимо,
как гладят, глядя в потолок,
чужих и нелюбимых.
Когда ласкать уже невмочь
и отказаться трудно...
И потому всю ночь, всю ночь
не наступало утро...