In your secret music,
are messages of dark disaster.
A curse on all that’s holy,
happiness’s desecration.
And so seductive a power
I’m ready to repeat
that you drew angels from heaven,
enticing them to your feet.
And when you scorn faith
that grey-blue halo,
I once saw before,
begins to glow above you.
Are you good or evil? — You are — inhuman.
They tell strange tales about you.
For some you are — Muse, miracle.
For me you are — torment, hell.
I don’t know why, in dawn’s hour,
when I was finally exhausted,
I saw your face, did not die,
and asked you for solace.
I wished us enemies: tell me why
you gave me a meadow’s excess
of flowers, and a starry sky —
all the curse of your loveliness?
Crueller than northern nights,
sweeter than golden wine,
brief as a gipsy girl’s love,
your fearful hand on mine…
Trampling dear and holy things,
was such a fatal pleasure,
and this passion, so bitter,
was the heart’s wild delight!
Есть в напевах твоих сокровенных
Роковая о гибели весть.
Есть проклятье заветов священных,
Поругание счастия есть.
И такая влекущая сила,
Что готов я твердить за молвой,
Будто ангелов ты низводила,
Соблазняя своей красотой...
И когда ты смеешься над верой,
Над тобой загорается вдруг
Тот неяркий, пурпурово-серый
И когда-то мной виденный круг.
Зла, добра ли? — Ты вся — не отсюда.
Мудрено про тебя говорят:
Для иных ты — и Муза, и чудо.
Для меня ты — мученье и ад.
Я не знаю, зачем на рассвете,
В час, когда уже не было сил,
Не погиб я, но лик твой заметил
И твоих утешений просил?
Я хотел, чтоб мы были врагами,
Так за что ж подарила мне ты
Луг с цветами и твердь со звездами —
Всё проклятье своей красоты?
И коварнее северной ночи,
И хмельней золотого Аи,
И любови цыганской короче
Были страшные ласки твои...
И была роковая отрада
В попираньи заветных святынь,
И безумная сердцу услада —
Эта горькая страсть, как полынь!