Millions are you – and hosts, yea hosts, are we,
And we shall fight if war you want, take heed.
Yes, we are Scythians – leafs of the Asian tree,
Our slanted eyes are bright aglow with greed.
Ages for you, for us the briefest space,
We raised the shield up as your humble lieges
To shelter you, the European race
From the Mongolians’ savage raid and sieges.
Ages, yea ages, did your forges’ thunder
Drown even avalanches’ roar.
Quakes rent Messina and Lisbon asunder –
To you this was a distant tale – no more.
Eastwards you cast your eyes for many hundred years,
Greedy for our precious stones and ore,
And longing for the time when with a leer
You’d yell an order and the guns would roar.
This time is now. Woe beats its wings
And every adds more humiliation
Until the day arrives which brings
An end to placid life in utter spoliation.
You, the old world, now rushing to perdition,
Yet strolling languidly to lethal brinks,
Yours is the ancient Oedipean mission
To seek to solve the riddles of a sphinx.
The sphinx is Russia, sad and yet elated,
Stained with dark blood, with grief prostrate,
For you with longing she has looked and waited,
Replete with ardent love and ardent hate.
Yet how will ever you perceive
That, as we love, as lovingly we yearn,
Our love is neither comfort nor relief
But like a fire will destroy and burn.
We love cold figures’ hot illumination,
The gift of supernatural vision,
We like the Gallic wit’s mordant sensation
And dark Teutonic indecision.
We know it all: in Paris hell’s dark street,
In Venice bright and sunlit colonnades,
The lemon blossoms’ scent so heavy, yet so sweet,
And in Cologne a shadowy arcade.
We love the flavour and the smell of meat,
The slaughterhouses’ pungent reek.
Why blame us then if in the heat
Of our embrace your bones begin to creak.
We saddle horses wild and shy,
As in the fields so playfully they swerve.
Though they be stubborn, yet we press their thigh
Until they willingly and meekly serve.
Join us! From horror and from strife
Turn to the peace of our embrace.
There is still time. Keep in its sheath your knife.
Comrades, we will be brothers to your race.
Say no – and we are none the worse.
We, too, can utter pledges that are vain.
But ages, ages will you bear the curse
Of our sons’ distant offspring racked with pain.
Our forests’ dark depths shall we open wide
To you, the men of Europe’s comely race,
And unmoved shall we stand aside,
An ugly grin on our Asian face.
Advance, advance to Ural’s crest,
We offer you a battleground so neat
Where your machines of steel in serried ranks abreast
With the Mongolian savage horde will meet.
But we shall keep aloof from strife,
No longer be your shield from hostile arrow,
We shall just watch the mortal strife
With our slanting eyes so cold and narrow.
Unmoved shall we remain when Hunnish forces
The corpses’ pockets rake for plunder,
Set town afire, to altars tie their horses,
Burn our white brothers’ bodies torn asunder.
To the old world goes out our last appeal:
To work and peace invite our warming fires.
Come to our hearth, join our festive meal.
Called by the strings of our Barbarian lyres.
Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,
С раскосыми и жадными очами!
Для вас — века, для нас — единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!
Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома, лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона, и Мессины!
Вы сотни лет глядели на Восток
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот — срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет — не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!
О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!
Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!...
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!
Мы любим все — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно всё — и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...
Мы помним всё — парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады...
Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах...
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых...
Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные обьятья!
Пока не поздно — старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем — братья!
А если нет — нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века вас будет проклинать
Больное позднее потомство!
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Но сами мы — отныне вам не щит,
Отныне в бой не вступим сами,
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами.
Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!...
В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!