It seems to me at times that the soldiers,
Do not come from the bloody fields,
Not in this earth have lie once,
But have turned to the white cranes.
They till this day since those distant times
Flying and give voices to our.
Not therefore either so frequent and so sad
We become silent, looking in the heavens?
Today, at the before evening times,
I see, how in the fog the cranes
Flying by their same guard,
As on the fields by the people they went.
They flies, makes their long way
And calls someone's names.
Whether not therefore with the crane call
From the century the Avarian speech is similar?
Flies, the tired wedge fly on the sky —
Flies in the fog on the outcome of the day,
And in that guard there is an interval small —
Perhaps, this place is for me!
Become the day, and with the crane flight
I will float in the same grey haze,
From under the heavens as the bird's calling
All of you whom has left on the earth.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Как по полям людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи-то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Перевод: Наум Исаевич Гребнев
____
ХъахӀал къункъраби
Дида ккола, рагъда камурал васал
Кирго рукъун гьечIин, къаникь лъун гьечIин.
Гьел рикIкIад ракьазул хъахIил зобазда
ВатIанин ахIдолел хIанчIилъун ругин.
Гьел роржунел ругин Африкаялъул
Я Испаниялъул рорхалъабазда.
НакIкIазда гьоркьосан куркьбал хьвагIулел
Ракьалде нух къосун къваридго ругин. —
Гьелъин дун зобазухъ балагьун вугев…
Дида гьел рихьана океаназда,
Огь, хъахIал чайкаби, чагIи руго гьал.
Цо чIинкIиллъиялде диде ахIдана
Дагъистанин абун кIиго итаркIо.
Гьаб дир бетIералда гьезул тIелаца
ТIавап гьабичIеб бакI кибго хутIичIо.
Цояца ахIула — «лъимал, лъимал» — ян.
Цойгиял ахIдола — «эбел, эбел» — ян.
Гьелъин дун зобазухъ валагьун вугев…
РачIуна неккиял къайи цадахъал,
Къукъа-къукъа гьабун,– къункъраби гIадин,
Гьез кIи-кIиял рекъон, яги цо-цояз
Цадахъ вилълъайилан ахIула диде.
Воржина, къункъраби, къо гцварабго дун, —
Цоги ахIичIеб кечI ахIулев вуго.
БукIина дирги ракI мискинаб зодихъ,
ВатIан, ватIанилан, эбел, эбелин, —
Гьелъин дун зобазухъ валагьун вугев…
____
Подстрочный перевод
Мне кажется, погибшие на войне парни
нигде не похоронены, не лежат в могилах.
Они в голубых небесах далеких земель
о родине кричат, как птицы.
Я представляю, как будто они
летают над Африкой или Испанией.
Заблудившись в облаках, потеряли они дорогу на родину
и это навлекло на них печаль.
Поэтому-то я гляжу в небеса.
Я их видел в океанах,
ох, белые чайки, вы ведь люди.
На одном острове, произнося слово «Дагестан»,
кричали мне два ястреба.
Всюду, где бы я не побывал,
над моей головой кружили они.
«Дети, дети»,– кричат одни.
«Мама, мама»,– кричат другие.
Поэтому-то я гляжу в небеса.
Приходят ко мне ушедшие друзья,
приходят, словно стая журавлей.
Они все вместе и каждый по отдельности
меня зовут с собой в дорогу.
Полечу и я, журавли, когда настанет день,
но пока, может, еще одну неспетую песню спою.
Будет и мое сердце в небе кричать:
«О, родина, родина! О, мама, мама!»
Поэтому-то я гляжу в небеса.