Missä Rooman tuomari tuomitsi vierasta kansaa,
kirkko seisoo nyt, ja hermot kireimmillään
ristiholvi leikkii lihaksillaan
kuin muinoin Aadam, iloinen esikoinen.
Mutta salainen kaava paljastuu ulkoapäin:
joustavain kaarten voima kannattelee
muurien raskasta massaa, ja toimetonna
on muurinmurskaaja, uskalias holvi.
Villi labyrintti, käsittämätön metsä,
goottisen hengen järkiperäinen kuilu,
Egyptin mahti, kristillisyyden nöyryys,
— tammi ja ruoko — ja luotisuoran herruus.
Mitä tarkemmin, oi linna, Notre-Dame,
tutkin hirviömäistä rintakehääsi,
sitä syvemmin tunnen: vihamielinen massa
on minunkin käsissäni muuttuva kauneudeksi.
Где римский судия судил чужой народ —
Стоит базилика, и — радостный и первый —
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдает себя снаружи тайный план,
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом — дуб, и всюду царь — отвес.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра, —
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам...