Irretrievably lost, at sky blinking –
God, if really you’re there I beseech!
With your nine athletes’ discuses clinking
You, O Dante, more easily speak.
Strip my vital force not away: dreaming,
First it kills me, then offers caress –
Strokes my ears and eyes’ sockets, thus scheming,
Routs ennui with its Florentine zest.
Please, I beg you, my head do not cover
With a laurel wreath, cutting and tight,
Heart of mine in twain rent I would rather
Than retort of your blue-splintered spite.
When the end of life’s service comes on me,
Of the living, much cherishèd friend,
Hovering higher, yet plunging still deeply,
Sky’s response – to breast chilled at the end.
Заблудился я в небе, — что делать?
Тот, кому оно близко, ответь!
Легче было вам, дантовых девять
Атлетических дисков, звенеть.
Не разнять меня с жизнью, — ей снится
Убивать и сейчас же ласкать,
Чтобы в уши, в глаза и в глазницы
Флорентийская била тоска.
Не кладите же мне, не кладите
Остроласковый лавр на виски,
Лучше сердце мое разорвите
Вы на синего звона куски!
И когда я умру, отслуживши,
Всех живущих прижизненный друг,
Чтоб раздался и глубже и выше
Отклик неба — в остывшую грудь!