Through the dark gypsy camp, the streets of night, I shall be rushing
Seeking a blossoming alder branch in a black-springed sleigh,
For a bonnet of snow I shall be searching, for the endless mill-wheel noise.
I remember a chestnut strand of hair — as a misfired shot
Smoked through with bitterness, keeps that slight acidity of ants —
And on my lips remains a dryness like amber:
In these moments even the air seems to me brown.
The edge of my sight is dressed in a gown of softness
And all that I know of apple-pink skin.
And still the runners of the drawn sleigh scrape
And through its woven canvas shine the sharp rays of the sky
And hooves strike the pavement like frozen keys.
The only light is from the spiny untruth of the stars.
Life floats by, a foam-white bonnet, and there is no one
Left to listen: «through the dark gypsy camp, the streets of night...»
Я буду метаться по табору улицы тёмной
За веткой черемухи в чёрной рессорной карете,
За капором снега, за вечным за мельничным шумом...
Я только запомнил каштановых прядей осечки,
Придымленных горечью — нет, с муравьиной кислинкой,
От них на губах остаётся янтарная сухость.
В такие минуты и воздух мне кажется карим,
И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой;
И то, что я знаю о яблочной розовой коже...
Но всё же скрипели извозчичьих санок полозья,
В плетёнку рогожи глядели колючие звёзды,
И били вразрядку копыта по клавишам мёрзлым.
И только и свету — что в звёздной колючей неправде,
А жизнь проплывёт театрального капора пеной,
И некому молвить: "из табора улицы темной..."