Květy a písněmi se opájet —
ta všecka veteš je nám zakázána,
a jenom slova nově vyhledaná
básníkům dneška dovoluje svět.
Však schválně zapomenutý ten květ —
ty, moje růže, přinesená zrána,
na starém svazku kanzon zanechaná,
v nichž Rudel o lásce tak uměl pět,
smím napsat sonet, věnovaný tobě?
Kniha mi říká: láska je vždy táž,
v třináctém věku jako v dnešní době,
smutná jak smrt, jak víno opojná.
A když ti líbám lístky sametové,
snad nespáchal jsem provinění nové?
Цветов и песен благодатный хмель
Нам запрещен, как ветхие мечтанья.
Лишь девственные наименованья
Поэтам разрешаются отсель.
Но роза, принесенная в отель,
Забытая нарочно в час прощанья
На томике старинного изданья
Канцон, которые слагал Рюдель, —
Ее ведь смею я почтить сонетом:
Мне книга скажет, что любовь одна
В тринадцатом столетии, как в этом,
Печальней смерти и пьяней вина,
И, бархатные лепестки целуя,
Быть может, преступленья не свершу я?