河流沉重暗淡，
发霉变黑的木架中
森林和成片的沼泽地里，
居住着奇怪的庄稼汉。
走进这一片满是茅草，
无路可踏的荒地中，
聆听风神的高呼声，
仿佛倾听古老的故事。
贝琴涅戈人曾来过这
他们的目光迟钝缓慢……
逐日变浅的河流近旁
潮湿，飘散爬虫的气味。
庄稼汉背着行囊，
歌唱着森林的曲调
低沉的声音被拉长，
是俏皮的，俏皮的歌。
这是一条——光明与黑暗的路，
田野上抢劫的口哨声，
恐怖的小酒馆，如噩梦一般
充满着血腥的斗殴和争吵。
他——上帝保佑！——
进入我们国家的首都
使地域辽阔的罗斯王后
深深地迷上了他
眼神，孩子一样的笑靥，
和这般俏皮的言语，——
金光闪烁的十字架
挂在豪情满怀的胸脯上。
喀山大教堂的十字架
怎么不甘拜下风
而以撒大教堂的十字架
怎能不垂头丧气——唉，真不幸！——
震惊的首都上空
响起枪声，呼喊声，警钟鸣响；
城市愤怒，气势汹汹，
如一头保护幼崽的母狮子。
“东正教的信徒们，烧吧
在黑暗的桥边将我的身体焚烧，
请将我的骨灰随风飘洒……
可谁来照看可怜的孤儿？
有很多这样的庄稼汉
居住在偏僻的荒原上。
在你们的条条大路上
能听见他们欢快的脚步声。”
В чащах, в болотах огромных,
У оловянной реки,
В срубах мохнатых и темных
Странные есть мужики.
Выйдет такой в бездорожье,
Где разбежался ковыль,
Слушает крики Стрибожьи,
Чуя старинную быль.
С остановившимся взглядом
Здесь проходил печенег…
Сыростью пахнет и гадом
Возле мелеющих рек.
Вот уже он и с котомкой,
Путь оглашая лесной
Песней протяжной, негромкой,
Но озорной, озорной.
Путь этот — светы и мраки,
Посвист, разбойный в полях,
Ссоры, кровавые драки
В страшных, как сны, кабаках.
В гордую нашу столицу
Входит он — Боже, спаси! —
Обворожает царицу
Необозримой Руси
Взглядом, улыбкою детской,
Речью такой озорной, —
И на груди молодецкой
Крест просиял золотой.
Как не погнулись — о, горе! —
Как не покинули мест
Крест на Казанском соборе
И на Исакии крест?
Над потрясенной столицей
Выстрелы, крики, набат;
Город ощерился львицей,
Обороняющей львят.
— «Что ж, православные, жгите
Труп мой на темном мосту,
Пепел по ветру пустите…
Кто защитит сироту?
В диком краю и убогом
Много таких мужиков.
Слышен по вашим дорогам
Радостный гул их шагов».