In the thickets, in the vast swamps, by the river the colour of tin, in shaggy and dark huts, there live strange peasants.
One of them goes out into the trackless wastes where the feather-grass has run riot, and, sensing an ancient legend, listens to the cries of Stribog.1
The Pecheneg, with a fixed gaze, used to pass through here... It smells of dampness and of reptiles by rivers that are growing shallow.
Here he2 is now with a scrip, filling the forest path with a song, slow and soft, but mischievous, so mischievous.
His path is light and darkness, the whistle of robbers in the fields, quarrels, bloody brawls in taverns horrible as nightmares:
He enters our proud capital — God save us ! — and bewitches the Empress of boundless Russia
by his gaze, his child-like smile, his speech that is so mischievous — and on his mighty chest there glitters a golden cross.
Alas, why did not the cross on the Kazan' Cathedral and the one on St Isaac's bend and leave their places?
Shots, shouting, and the tocsin are heard over the stunned capital; the city has bared its teeth like a lioness protecting her young.
«Well, Orthodox folk, burn my corpse on a dark bridge, throw the ashes to the wind... Who will protect the orphan?
«In the wild and poor country there are many such peasants; the joyful tramp of their footsteps is heard along your roads.»
____
1. A Slavonic pagan god, associated with the wind.
2. The subject of this poem is Rasputin.
В чащах, в болотах огромных,
У оловянной реки,
В срубах мохнатых и темных
Странные есть мужики.
Выйдет такой в бездорожье,
Где разбежался ковыль,
Слушает крики Стрибожьи,
Чуя старинную быль.
С остановившимся взглядом
Здесь проходил печенег…
Сыростью пахнет и гадом
Возле мелеющих рек.
Вот уже он и с котомкой,
Путь оглашая лесной
Песней протяжной, негромкой,
Но озорной, озорной.
Путь этот — светы и мраки,
Посвист, разбойный в полях,
Ссоры, кровавые драки
В страшных, как сны, кабаках.
В гордую нашу столицу
Входит он — Боже, спаси! —
Обворожает царицу
Необозримой Руси
Взглядом, улыбкою детской,
Речью такой озорной, —
И на груди молодецкой
Крест просиял золотой.
Как не погнулись — о, горе! —
Как не покинули мест
Крест на Казанском соборе
И на Исакии крест?
Над потрясенной столицей
Выстрелы, крики, набат;
Город ощерился львицей,
Обороняющей львят.
— «Что ж, православные, жгите
Труп мой на темном мосту,
Пепел по ветру пустите…
Кто защитит сироту?
В диком краю и убогом
Много таких мужиков.
Слышен по вашим дорогам
Радостный гул их шагов».