In barren halls and secluded corridors
Today merry maskers were amassing,
Today in parlors, variegated colors
Like mad whirlwinds, swept through, dancing.
They snaked about beneath dragons and moons,
Chinese vases were tossed among them,
Torches flamed and lutes strings kept on
Repeating the same impenetrable name.
The call to the headlong mazurka was made
And I danced with Sodom’s courtesan,
Some things I grieved, at some I laughed,
And some seemed strangely, too well known.
I pleaded with her: “Take off your mask,
And who is your brother, pray tell?
You remind me of some ancient fairy tale
That I heard in the long distant past.
You remain forever-strange, to all,
And to me you are no boon-companion,
But it’s true, of all the masks, all the people,
You are known as Tsarina of Sodom.”
Under my mask I heard her youthful laugh,
But her glances would not connect with mine,
As they snaked about beneath dragons and moons,
And Chinese vases were tossed among them,
Suddenly beneath the window as night
Vainly threatened to hide her face in dark,
Slipping away from me like a snake,
She pulled off her mask and her eyes glanced back.
I recall everything once again — such a song,
With a wild chilly voluptuousness
Such tender enticing whispers: “Rise up,
Rise again to live in the anguish of bliss!”
Much I saw in that brief while
But her fearsome oath did not deter me.
Tsarina, Tsarina, I am your captive, see,
You can take my body, you can take my soul!
___
This poem harks back to Charles Baudelaire’s (1821-1867) “Dance of Death” via the symbolist poet Aleksandr Blok’s (1889-1921) cycle “Dances of Death.” These poems use a masked ball as the setting for a man’s seduction by a skeleton or demonic seductress. These seductively sinister figures are associated with the story is told in Chapter 14 of the Book of Genesis. Sodom and its fellow city Gomorrah were destroyed in punishment by Yahweh. There are diverse traditions of interpretation as to what the “sin” of these cities was, ranging for “the sin of inhospitality” to various sexual libertine practices.
В глухих коридорах и в залах пустынных
Сегодня собрались веселые маски,
Сегодня в увитых цветами гостиных
Прошли ураганом безумные пляски.
Бродили с драконами под руку луны,
Китайские вазы метались меж ними,
Был факел горящий и лютня, где струны
Твердили одно непонятное имя.
Мазурки стремительный зов раздавался,
И я танцевал с куртизанкой Содома,
О чем-то грустил я, чему-то смеялся,
И что-то казалось мне странно-знакомо.
Молил я подругу: «Сними эту маску,
Ужели во мне не узнала ты брата?
Ты так мне напомнила древнюю сказку,
Которую раз я услышал когда-то.
Для всех ты останешься вечно-чужою
И лишь для меня бесконечно-знакома,
И верь, от людей и от масок я скрою,
Что знаю тебя я, царица Содома».
Под маской мне слышался смех ее юный,
Но взоры ее не встречались с моими,
Бродили с драконами под руку луны,
Китайские вазы метались меж ними.
Как вдруг под окном, где угрозой пустою
Темнело лицо проплывающей ночи,
Она от меня ускользнула змеею,
И сдернула маску, и глянула в очи.
Я вспомнил, я вспомнил — такие же песни,
Такую же дикую дрожь сладострастья
И ласковый, вкрадчивый шепот: «Воскресни,
Воскресни для жизни, для боли и счастья!»
Я многое понял в тот миг сокровенный,
Но страшную клятву мою не нарушу.
Царица, царица, ты видишь, я пленный,
Возьми мое тело, возьми мою душу!