«How deep and dark the delirium!
How clouded the moonlit heights!
To have touched the violin so long
yet not know the strings in the light!
Who wants us now? Who lights
two faded melancholy faces?»...
And the bow felt someone suddenly
seize them, and bring them together.
«Oh how long! Tell me the one thing,
in the dark: are you the same, the same?»
And the strings pressed close, caressing
sounding, trembling in that caress.
«Is it true, yes? Enough separation,
and we’ll not part again?»
And the violin said yes
though its heart was gripped with pain.
The bow knew, and was still,
but the note rang in the violin,
and what seemed music to others,
was torment and ruin to them.
And till dawn the player did not quench
the candles…the strings sang on instead…
and the sun, alone, found them,
drained, on the black velvet bed.
Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!
Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых...
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.
«О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно, ты та ли, та ли?»
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.
«Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно...»
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.
Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.
Но человек не погасил
До утра свеч... И струны пели...
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.