To I. Glazunov
When Blok consumes my idle hours,
when grieving for his early end,
I don’t recall his verses’ powers,
but bridge and cab and river’s bend.
Above nocturnal voices’ purring
the horseman’s beaten features loom —
the rings beneath those grim eyes stirring
the thought of frockcoat in the gloom.
Towards the light are shadows chasing,
on pavements stars in pieces fall,
those waxen fingers’ interlacing
is somehow higher than the squall.
As prologue on some baffling matter
of substance vague though deeply felt,
in mists begin the cabby’s clatter,
the cobbles, Blok and clouds to melt.
И. Глазунову
Когда я думаю о Блоке,
когда тоскую по нему,
то вспоминаю я не строки,
а мост, пролетку и Неву.
И над ночными голосами
чеканный облик седока —
круги под страшными глазами
и черный очерк сюртука.
Летят навстречу светы, тени,
дробятся звезды в мостовых,
и что-то выше, чем смятенье,
в сплетенье пальцев восковых.
И, как в загадочном прологе,
чья суть смутна и глубока,
в тумане тают стук пролетки,
булыжник, Блок и облака…