My honied languor comes of silence and of dreams
And boredom long-drawn-out and songs that gauchely yearn;
The cocks embroidered on white towels give me joy,
I like the soot that clings to icons old and stern.
To the hot buzz of flies day after day goes by,
And a meek piety on each its blessings lays;
Beneath low ceilings quails are mumbling sleepily;
The smell of raspberry jam pervades the holidays.
At night the billowing soft goose-down wearies me,
The stuffy icon-lamp blinking is sad to view,
And as he cranes his neck the gay embroidered bird
Commences his long chant of cock-a-doodle-doo.
Here you have granted me a modest refuge, Lord,
Beneath a blissful roof where turmoil cannot grow,
Where dotted days like jam that from a teaspoon drips
In heavy drops perpetually flow, flow, flow.
Я сладко изнемог от тишины и снов,
От скуки медленной и песен неумелых,
Мне любы петухи на полотенцах белых
И копоть древняя суровых образов.
Под жаркий шорох мух проходит день за днем,
Благочестивейшим исполненный смиреньем,
Бормочет перепел под низким потолком,
Да пахнет в праздники малиновым вареньем.
А по ночам томит гусиный нежный пух,
Лампада душная мучительно мигает,
И, шею вытянув, протяжно запевает
На полотенце вышитый петух.
Так мне, о господи, ты скромный дал приют,
Под кровом благостным, не знающим волненья,
Где дни тяжелые, как с ложечки варенье,
Густыми каплями текут, текут, текут.