You know, I’m languishing, locked up,
I pray the Lord to strike me down,
Yet, to the point of pain, non-stop,
I recollect Tver’s meager ground.
The crane on the decrepit well,
The clouds frothing overhead,
The creaking field gate and the smell
Of wheat, and sorrowful regret.
Those pale, colorless expanses,
Where even wind has lost its presence,
And those accusatory glances
Of calm and sunburnt women peasants.
Ты знаешь, я томлюсь в неволе,
О смерти Господа моля.
Но все мне памятна до боли
Тверская скудная земля.
Журавль у ветхого колодца,
Над ним, как кипень, облака,
В полях скрипучие воротца,
И запах хлеба, и тоска.
И те неяркие просторы,
Где даже голос ветра слаб,
И осуждающие взоры
Спокойных загорелых баб.