The cloud up in the wintry sky was furry,
A squirrel skin, pale grey, a trifle faded.
He said: “You know, I’m not the least bit sorry
That you will melt in March, my frail Snow Maiden.”
My hands turned cold inside the muff I carried...
Fear and confusion came, my heart ceased beating.
O how to get them back-that swift-gone, airy
Love and those weeks of it, so brief, so fleeting!
Hate? No. Revenge? What for? I’ll do without it.
O to be dead at winter’s end and buried!
On Twelfth Night, dazed, I asked the cards about him;
I was his love for most of January.
Высоко в небе облачко серело,
Как беличья расстеленная шкурка.
Он мне сказал: «Не жаль, что ваше тело
Растает в марте, хрупкая Снегурка!»
В пушистой муфте руки холодели.
Мне стало страшнно, стало как-то смутно.
О, как вернуть вас, быстрые недели
Его любви, воздушной и минутной!
Я не хочу ни горечи, ни мщенья,
Пускай умру с последней белой вьюгой.
О нем гадала я в канун Крещенья.
Я в январе была его подругой.