Padeciendo sed espiritual,
en las tinieblas del desierto me arrastraba
cuando un serafín seis veces alado
apareció ante mí donde cruzan los caminos.
Con sus dedos suaves como ensueño
mis pupilas rozó.
Las pupilas iluminadas se abrieron
como las del águila atemorizada.
Mis oídos rozó,
llenándolos de ruido y armonía:
y escuché el temblor del cielo
y el alto vuelo de los ángeles
y el nado de reptiles submarinos
y el crecer de las espigas en el valle.
Y se inclinó hacia mis labios
y arrancó mi lengua pecadora,
altiva y engañosa
y el aguijón de la serpiente de la ciencia
en mis labios inmóviles
insertó con su mano ensangrentada.
Y con su bronce el pecho me rasgó
y extrajo el corazón palpitante
y una brasa ardiendo en fuego
introdujo en el pecho abierto.
En el desierto yacía como un cadáver
cuando me llamó la voz de dios:
“Levántate profeta, mira y escucha
y recorriendo mar y tierra
enciende los corazones con el verbo.”
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами лёгкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».