Take not away my wits, O God!
Better the beggar’s scrip and rod,
To toil and not to eat!
It is not that I hold my mind
Of much account, or would not find
The parting from it sweet.
If only they would set me free
To my own will, how glad I’d be
To seek the forest’s shade.
In fiery frenzies I would sing,
And in my dreams’ tumultuous swing
All thoughts of self would fade.
I’d listen to the water’s noise
And, brimming full of careless joys,
Gaze on the empty sky;
Oh I then I should be free and strong,
A wind to course the plains along
Or make the forests fly.
The curse is, if you lose your sense.
They shun you like a pestilence,
And all your ways are tied.
They’ll chain you to a madman’s yoke,
And through the prison-bars provoke
You like a beast inside.
No more in darkness shall I hear
The nightingale’s voice ringing dear
Or the black woodland’s strains,
But only comrades’ shrieks of fright,
And keepers’ curses in the night,
And screams, and clank of chains.
Не дай мне Бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в тёмный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.
И я б заслушивался волн,
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решётку как зверка
Дразнить тебя придут.
А ночью слышать буду я
Не голос яркий соловья,
Не шум глухой дубров —
А крик товарищей моих,
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков.