Not by old masters, rich on crowded walls,
My house I ever sought to ornament,
That gaping guests might marvel while they bent
To connoisseurs with condescending drawls.
Amidst slow labors, far from garish halls,
Before one picture I would fain have spent
Eternity: where the calm canvas thralls
As though the Virgin and our Saviour leant
From regnant clouds, the Glorious and the Wise,
The meek and hallowed, with unearthly eyes,
Beneath the palm of Zion, these alone. . . .
My wish is granted: God has shown thy face
To me; here, my Madonna, thou shalt throne:
Most pure exemplar of the purest grace.
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.
В простом углу моём, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш Божественный Спаситель —
Она с величием, Он с разумом в очах —
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.