Като химн, отзвучал в дни красиви,
моя дял — чер и глух — обнови…
О, Кармен, как е тъжно и дивно,
че в съня ми днес пак се яви.
Този глас, този шум, туй веселие,
с чудеса, затаени навред,
твойта буйна и вихрена прелест -
са по-чудни от звън на дайре.
И вървиш ти през гладни копнежи,
с царствен ход, като в древна страна,
и ухаят в косата ти нежна
рози, вплетени в тишина.
И по змийски извита и странна
спиш пияна, и в тебе блестят
морска шир, бряг честит и уханна,
непристъпна за мене мечта.
Виждаш ден незалязващ и ален,
там — сред твоя рожден бащин край,
как синее и властва, и пее,
и за теб е блаженство и рай.
В този рай всяка шир е безмълвна,
само ниско над бурен и храст,
с твоя глас като в бездна бездънна,
екне в бури от циганска страст.
Ты — как отзвук забытого гимна
В моей чёрной и дикой судьбе.
О, Кармен, мне печально и дивно,
Что приснился мне сон о тебе.
Вешний трепет, и лепет, и шелест,
Непробудные, дикие сны,
И твоя одичалая прелесть —
Как гитара, как бубен весны!
И проходишь ты в думах и грезах,
Как царица блаженных времен,
С головой, утопающей в розах,
Погружённая в сказочный сон.
Спишь, змеёю склубясь прихотливой,
Спишь в дурмане и видишь во сне
Даль морскую и берег счастливый,
И мечту, недоступную мне.
Видишь день беззакатный и жгучий
И любимый, родимый свой край,
Синий, синий, певучий, певучий,
Неподвижно-блаженный, как рай.
В том раю тишина бездыханна,
Только в куще сплетенных ветвей
Дивный голос твой, низкий и странный,
Славит бурю цыганских страстей.