The day is gone, the line diminished,
And I again edge to the exit.
With a slight sweep of the white finger
I cut through the secret of ages.
In the blue stream of my fate
The cold scum beats and froths,
And the seal of mute bondage
Adds a new wrinkle near the puckered lip.
With each day I become more estranged
To myself, and to whom life has bid so.
Somewhere in the field, by the barrier,
I tore my shadow from my body.
Undressed, it went away,
Taking my bent shoulders with it,
It is somewhere farther off,
Tenderly hugging another.
Perhaps, bowing to him,
It has completely forgotten about me
And, fixedly staring into the ghostly murk,
Altered the folds around the lips and mouth.
But it lives by the sound of past years,
As an echo, wandering beyond the mountains.
With blue lips I kiss
The portrait bound by a black shadow.
День ушел, убавилась черта,
Я опять подвинулся к уходу.
Легким взмахом белого перста
Тайны лет я разрезаю воду.
В голубой струе моей судьбы
Накипи холодной бьется пена,
И кладет печать немого плена
Складку новую у сморщенной губы.
С каждым днем я становлюсь чужим
И себе, и жизнь кому велела.
Где-то в поле чистом, у межи,
Оторвал я тень свою от тела.
Неодетая она ушла,
Взяв мои изогнутые плечи.
Где-нибудь она теперь далече
И другого нежно обняла.
Может быть, склоняяся к нему,
Про меня она совсем забыла
И, вперившись в призрачную тьму,
Складки губ и рта переменила.
Но живет по звуку прежних лет,
Что, как эхо, бродит за горами.
Я целую синими губами
Черной тенью тиснутый портрет.