Sergey Esenin
Inoniía

To the Prophet Jeremiah

1

I’m not scared of hell,
Nor the rain of spears and arrows, —
I read but one book of the Bible,
The Prophet Esenin, Sergei’s.

When my time draws nigh,
I fear no cracking whips.
The body, Christ’s body,
Dribbles spit from its lips.

I don’t wish for deliverance
Through his torment on the cross:
A different doctrine I embrace
As I butt through eons of stars.

I seek a different Advent —
And won’t dance on the death of truth.
I mock the blue firmament
Like sheep sheered of stinky wool.

I stretch my hand to the moon.
It seems like a hazel nut.
Without stairs I can’t reach heaven.
It throws back snow since I can’t.

Since I can’t, my face just frowns
In early light from the lake.
Today I drop words like a hen
Laying a golden egg.

Today with my buoyant arms
I am ready to change the whole world...
From my shoulders my eight wings
In the blizzard and storm unfurl.

2

All across Russia warning bells brayed —
This is what makes the Kremlin walls cry.
These days the stars with spades played
You’re upended, my land, feet to the sky!

My hand reaches for an invisible city
Its milky shroud dissipates and lifts.
I even scrounge for morsels and the gritty
Crumbs in God’s beard with my teeth.

I grab him by his full white mane
And with the voice of the blizzard, say:
I am another creator, lord, and deign
That my words make ripe meadows glow!

With every breath I take I curse Kitezh
And all the dips and glens along the road.
I want to reach into the very depths
So we can build our own mansions instead.

I speak the language spoken by icons
The synod of martyrs and blessed saints.
I mean you, Inoni a town,
Populated by divine inhabitants.

I weep and sob for the Moscow I see!
Like a tourist from the Indies fresh arrived
I peck through the hours of your Breviary
With the piercing beak of my piercing words.

I’ll lead off your people in expectancy
Filling them with confidence and might,
So that at dawn they take up the plow
And plow beneath the sun into night.

And when filled with my words, they’ll build
Beehives out on the leas of ripe grass
So sky will fold over the grain in the field
With darkness like a cloud of mad bees.

I — me! — curse you Radonezh saint,
You and your heels and all your heels’ tracks!
Your golden flames scorch the fallow land,
Slashing scars on the water with your axe.

Your voracious pack of storm clouds brays
As if it were a pack of furious wolves,
Back and forth it calls and replies
Wanting with eye teeth to tear like knives.

The paw of the sharp-clawed sun
Claws through your soul like blades.
We weep by the River of Babylon
And bloody rain falls on our heads.

At you, today, with the voice of a storm,
Picking up Christ’s pants, I bray:
To drive out the fur-lined moon
Your hands scrub through your hair.

I say to you — you’ll all be killed,
Stifled by the moss of your creed,
How differently above our void
Surges, invisible, the blood of God.

And all of those who hate the Rev
In vain like bashful caves will hide.
How opposite is the one who can calve
By the sun that rides in our Russian blood.

How opposite is the one who can forge
To bash through the boiling of the world
A calf along the river’s bank
With horns ablaze with gleaming gold.

He is now servant to the new Olympus,
In his new face, binging, he is drunk.
But to all peoples I exhort in a voice
Of air and a comet’s trailing tongue.

Before the bowed legs of Egypt
I unbind the worn shoe of your distress...
And with pincer arms I snarl and bite
At the south’s and the north’s snowy poles.

With knees pinned to the equator
Beneath the storm of a swirling dirge,
I broke in half the earth’s matter
Like a golden loaf of warm kalach.

And through that ruin, that shadowy abyss,
Whose crash the whole world heard,
Like the sun in its untamed resplendence,
By sheer force I thrust my head.

And four suns from out of their robes,
Like four mountainous split barrels,
Strewed golden hoops that roll down
To stir into action the entire world.

3

And to you, America, I say
I will chop off half of all your land, —
I am anxious to let go and sail
A watertight ship clad in iron.

Don’t disturb the cast-iron rainbow
Spanning fields and granite—and rivers.
Nor the waters of free Lake Ladoga
Bearing down on those who live by its shores.

Don’t hammer the hazy blue moors
And broad plateaus of the haze-blue heavens:
Nor with nail heads hold together
The aureoles of distant stars.

Not in the chaos of a lava flood
And its searing molten igneous ore,
When the new Ascension has arrived
I’ll leave my footprints firm in the ground.

Like smoky vapor rising off of elks,
Heels leaving a trail of clouds
I will girth myself with the earth’s axis
Around which sun and moon will ride.

To you — I don’t sing liturgies
To your anticipated beams
Nor illuminate their Advent way
On a mountainside where sheep graze.

But find the arrow from your shot
Is planted still inside his breast
Like a flame of wool, pure and white,
In his blood that gushes through dark mist.

The hoof-prints of the golden stars,
Through furrows of night are streaking down.
And their needles knit and brightly flare
Along seamless stockings of black rain.

I rumble the moon’s and the sun’s wheels
Like peel on peel of rolling thunder;
And my unleashed hair surrounds my face
Like wings spread wide with unleashed fire.

I rush the mountain toward your ears,
A spear wailing through feather-grass.
All your palings and all your fences
I sweep away in handfuls of dust.

I furrow through your blackened cheeks,
Your fields with a new wooden plow;
And a golden magpie’s flight streaks
Above the harvest land below.

Upon the new inhabitants,
Fields roofed with ears of clattering grain,
The sun throws down its golden rays
Whose shafts stretch up from fields to sun.

New pines spring up calling to you
To look where they’ve rooted themselves in your fields.
Between them yellow of spring darts through
Like squirrels leaping about in the branches.

The blue river begins to be seen,
Boring through the dark mesh.
And dawn, with eyelids cast down,
Holds her catch of starry fish.

To you I say — the time has arrived,
As I spit out thunder from my lips,
That ripened kernels for your bread
Will jut out onto the blue darkness.

And above a world with invisible stairs,
His heart pasted to his mouth, the crow
Of a rooster suddenly soars
Giving notice to marges and meadows.

4

On a cloud I pass through the ripe corn
With its dry chaff hanging down.
I hear a demigod on waves of a storm
As his tight lipped whistle shone.

Far away from my backwater pier
Blue reflects across the lake.
Inoni a, I see you there
With golden banners on your mountain peak.

I see your cornfields and peasant huts
And a little old mother beside her porch;
The beams from the sun as it slowly sets
Her fingers stretch out and strive to clutch.

He is pinched inside the little window,
Clutched around his own hump, —
Dragging his dear ball down below
By himself like an anchor’s grip.

And a murmuring beneath a stream
Reverberates along the shallows of its bed,
As song from invisible candles seems
To trickle down from the mountainside.

“Glory to God in the highest
And on earth peace!
The moon with horns of blue
Pokes the clouds with holes.

Someone led the goose
Out of its starry egg —
The brightness of Jesus
Is a sign pasted big.

Without cross or passion,
Someone with a new creed
Stretched up to the heavens
The spectrum like a bow arched.

Rejoice, rejoice, O Zion,
And weep now for the world!
Once new on the horizon
Nazareth has gown old.

The world toward the Savior
Rides like a fresh horse.
But our faith — is in power,
Our truth — in us!”

Translated by Don Mager

Сергей Есенин
Инония

Пророку Иеремии

1

Не устрашуся гибели,
Ни копий, не стрел дождей, —
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.

Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.

Не хочу восприять спасения
Через муки его и крест:
Я иное постиг учение
Прободающих вечность звезд.

Я иное узрел пришествие —
Где не пляшет над правдой смерть.
Как овцу от поганой шерсти, я
Остригу голубую твердь.

Подыму свои руки к месяцу,
Раскушу его, как орех.
Не хочу я небес без лестницы,
Не хочу, чтобы падал снег.

Не хочу, чтоб умело хмуриться
На озерах зари лицо.
Я сегодня снёсся, как курица,
Золотым словесным яйцом.

Я сегодня рукой упругою
Готов повернуть весь мир…
Грозовой расплескались вьюгою
От плечей моих восемь крыл.

2

Лай колоколов над Русью грозный —
Это плачут стены Кремля.
Ныне на пики звездные
Вздыбливаю тебя, земля!

Протянусь до незримого города,
Млечный прокушу покров.
Даже богу я выщиплю бороду
Оскалом моих зубов.

Ухвачу его за гриву белую
И скажу ему голосом вьюг:
Я иным тебя, господи, сделаю,
Чтобы зрел мой словесный луг!

Проклинаю я дыхание Китежа
И все лощины его дорог.
Я хочу, чтоб на бездонном вытяже
Мы воздвигли себе чертог.

Языком вылижу на иконах я
Лики мучеников и святых.
Обещаю вам град Инонию,
Где живет божество живых.

Плачь и рыдай, Московия!
Новый пришел Индикоплов.
Все молитвы в твоем часослове я
Проклюю моим клювом слов.

Уведу твой народ от упования,
Дам ему веру и мощь,
Чтобы плугом он в зори ранние
Распахивал с солнцем нощь.

Чтобы поле его словесное
Выращало ульями злак,
Чтобы зерна под крышей небесною
Озлащали, как пчелы, мрак.

Проклинаю тебя я Радонеж,
Твои пятки и все следы!
Ты огня золотого залежи
Разрыхлял киркою воды.

Стая туч твоих, по-волчьи лающих,
Словно стая злющих волков,
Всех зовущих и всех дерзающих
Прободала копьем клыков.

Твое солнце когтистыми лапами
Прокогтялось в душу, как нож.
На реках вавилонских мы плакали,
И кровавый мочил нас дождь.

Ныне ж бури воловьим голосом
Я кричу, сняв с Христа штаны:
Мойте руки свои и волосы
Из лоханки второй луны.

Говорю вам — вы все погибнете,
Всех задушит вас веры мох.
По-иному над нашей выгибью
Вспух незримой коровой бог.

И напрасно в пещеры селятся
Те, кому ненавистен рев.
Все равно — он иным отелится
Солнцем в наш русский кров.

Все равно — он спалит телением,
Что ковало реке брега.
Разгвоздят мировое кипение
Золотые его рога.

Новый сойдет Олипий
Начертать его новый лик.
Говорю вам — весь воздух выпью
И кометой вытяну язык.

До Египта раскорячу ноги,
Раскую с вас подковы мук…
В оба полюса снежнорогие
Вопьюся клещами рук.

Коленом придавлю экватор
И, под бури и вихря плач,
Пополам нашу землю-матерь
Разломлю, как златой калач.

И в провал, отененный бездною,
Чтобы мир весь слышал тот треск,
Я главу свою власозвездную
Просуну, как солнечный блеск.

И четыре солнца из облачья,
Как четыре бочки с горы,
Золотые рассыпав обручи,
Скатясь, всколыхнут миры.

3

И тебе говорю, Америка,
Отколотая половина земли, —
Страшись по морям безверия
Железные пускать корабли!

Не отягивай чугунной радугой
Нив и гранитом — рек.
Только водью свободной Ладоги
Просверлит бытие человек!

Не вбивай руками синими
В пустошь потолок небес:
Не построить шляпками гвоздиными
Сияние далеких звезд.

Не залить огневого брожения
Лавой стальной руды.
Нового вознесения
Я оставлю на земле следы.

Пятками с облаков свесюсь,
Прокопытю тучи, как лось;
Колесами солнце и месяц
Надену на земную ось.

Говорю тебе — не пой молебствия
Проволочным твоим лучам.
Не осветят они пришествия,
Бегущего овцой по горам!

Сыщется в тебе стрелок еще
Пустить в его грудь стрелу.
Словно полымя, с белой шерсти его
Брызнет теплая кровь во мглу.

Звездами золотые копытца
Скатятся, взбороздив нощь.
И опять замелькает спицами
Над чулком ее черным дождь.

Возгремлю я тогда колесами
Солнца и луны, как гром;
Как пожар, размечу волосья
И лицо закрою крылом.

За уши встряхну я горы,
Кольями вытяну ковыль.
Все тыны твои, все заборы
Горстью смету, как пыль.

И вспашу я черные щеки
Нив твоих новой сохой;
Золотой пролетит сорокой
Урожай над твоей страной.

Новый он сбросит жителям
Крыл колосистых звон.
И, как жерди златые, вытянет
Солнце лучи на дол.

Новые вырастут сосны
На ладонях твоих полей.
И, как белки, желтые весны
Будут прыгать по сучьям дней.

Синие забрезжут реки,
Просверлив все преграды глыб.
И заря, опуская веки,
Будет звездных ловить в них рыб.

Говорю тебе — будет время,
Отплещут уста громов;
Прободят голубое темя
Колосья твоих хлебов.

И над миром с незримой лестницы,
Оглашая поля и луг,
Проклевавшись из сердца месяца,
Кукарекнув, взлетит петух.

4

По тучам иду, как по ниве, я,
Свесясь головою вниз.
Слышу плеск голубого ливня
И светил тонкоклювых свист.

В синих отражаюсь затонах
Далеких моих озер
Вижу тебя, Инония,
С золотыми шапками гор.

Вижу нивы твои и хаты,
На крылечке старушку мать;
Пальцами луч заката
Старается она поймать.

Прищемит его у окошка,
Схватит на своем горбе, —
А солнышко, словно кошка,
Тянет клубок к себе.

И тихо под шепот речки,
Прибрежному эху в подол,
Каплями незримой свечки
Капает песня с гор:

«Слава в вышних богу
И на земле мир!
Месяц синим рогом
Тучи прободил.

Кто-то вывел гуся
Из яйца звезды —
Светлого Исуса
Проклевать следы.

Кто-то с новой верой,
Без крест и мук,
Натянул на небе
Радугу, как лук.

Радуйся, Сионе,
Проливай свой свет!
Новый в небосклоне
Вызрел Назарет.

Новый на кобыле
Едет к миру Спас.
Наша вера — в силе.
Наша правда — в нас!»

Стихотворение Сергея Есенина «Инония» на английском.
(Sergey Esenin in english).