To my sister Shura
Come now, sing me the song our mother
Used to sing us long, long ago.
Not regretting hopes now smothered,
I’ll sing the descant that I know.
It’s just because the tune’s familiar
That my heart and soul so rejoice,
Hearing as if from the home of our family
The delicate tremor of her voice.
Come now, sing and I’ll think, as I listen,
Of another song matching yours.
If I half-close my eyes while you’re singing
Mother’s dear features I see once more.
Come now, sing. What I find so heartening
Is the love that stirs not only me —
Love of the gate to the autumn garden,
Of the fallen leaves of the rowan-tree.
Come now, sing and the past I’ll remember,
And here no longer I’ll sulk in pain.
Such a relief it is, and pleasure,
Seeing mother and her brood hens again.
In mist and dewfall I came forever
To love the slim birches holding hands,
With thick-plaited golden tresses,
In sleeveless homespun sarafans.
And the reason my heart’s unburdening
With the wine and song is that you
Seemed to me to be the birch-tree
That back home by the window grew.
Сестре Шуре
Ты запой мне ту песню, что прежде
Напевала нам старая мать,
Не жалея о сгибшей надежде,
Я сумею тебе подпевать.
Я ведь знаю, и мне знакомо,
Потому и волнуй и тревожь,
Будто я из родимого дома
Слышу в голосе нежную дрожь.
Ты мне пой, ну а я с такою,
Вот с такою же песней, как ты,
Лишь немного глаза прикрою,
Вижу вновь дорогие черты.
Ты мне пой, ведь моя отрада —
Что вовек я любил не один
И калитку осеннего сада,
И опавшие листья с рябин.
Ты мне пой, ну а я припомню
И не буду забывчиво хмур:
Так приятно и так легко мне
Видеть мать и тоскующих кур.
Я навек за туманы и росы
Полюбил у березки стан,
И ее золотистые косы,
И холщовый ее сарафан.
Потому так и сердцу не жестко —
Мне за песнею и за вином
Показалась ты той березкой,
Что стоит под родимым окном.