There’s crazy happiness in friendship.
And the convulsion of wild passions —
The fire melts the body down
As if it were a stearine candle.
Oh my beloved! give me your hands —
I’m not used to doing it any other way —
I want to wash them at this time of parting
With the yellow foam of my hair.
Ah, Tolya, Tolya, is it you, is it you,
For one more moment, one more time —
The circles of unmoving eyes
Have grown still again like milk.
Farewell, farewell. In the moonlit fires
Will I wait until the joyful day?
Of all the praised and all the young
You were the very best for me.
At a certain time, in a certain year
Perhaps we shall meet yet again...
I am frightened—for the soul passes
Away, just like our youth and love.
Another man will extinguish me inside you.
Isn’t this why — in unison to the speeches —
My ears, which are also sobbing
Now touch the shoulders, like the oars touch water?
Farewell, farewell. In the moonlit fires
I will not see the joyful day,
But still of all the tender and all the young
You were the very best for me.
Есть в дружбе счастье оголтелое
И судорога буйных чувств —
Огонь растапливает тело,
Как стеариновую свечу.
Возлюбленный мой! дай мне руки —
Я по-иному не привык, —
Хочу омыть их в час разлуки
Я желтой пеной головы.
Ах, Толя, Толя, ты ли, ты ли,
В который миг, в который раз —
Опять, как молоко, застыли
Круги недвижущихся глаз.
Прощай, прощай. В пожарах лунных
Дождусь ли радостного дня?
Среди прославленных и юных
Ты был всех лучше для меня.
В такой-то срок, в таком-то годе
Мы встретимся, быть может, вновь…
Мне страшно, — ведь душа проходит,
Как молодость и как любовь.
Другой в тебе меня заглушит.
Не потому ли — в лад речам —
Мои рыдающие уши,
Как весла, плещут по плечам?
Прощай, прощай. В пожарах лунных
Не зреть мне радостного дня,
Но все ж средь трепетных и юных
Ты был всех лучше для меня.