The time for singing is when my soul is dry,
my larynx moist. Oh I sing more, the more
my vision glistens, the mind thinks up no tricks.
Is it safe to sip this wine or drain that skin?
For Colchis to be in my blood and pulsing away?
Without a tongue, the chest goes quiet, constricts.
Into its highland scabbard I’ll ease my ear;
it isn’t deaf-headed me but my breath that sings.
Praising itself, the selfless song will do
to comfort my friends and poison every last foe.
Gift to the hunter’s toil, sung in one voice,
the moss-fed song of a king with a single eye
is a song they sound on horseback, in mountain air,
holding their breath, plainly and by their own choice —
anger and honour will guide their only care:
to marry them off unsullied, their girls and boys.
Пою, когда гортань сыра, душа — суха,
И в меру влажен взор, и не хитрит сознанье:
Здорово ли вино? Здоровы ли меха?
Здорово ли в крови Колхиды колыханье?
И грудь стесняется, — без языка — тиха:
Уже я не пою — поет мое дыханье —
И в горных ножнах слух, и голова глуха...
Песнь бескорыстная — сама себе хвала:
Утеха для друзей и для врагов — смола.
Песнь одноглазая, растущая из мха, —
Одноголосый дар охотничьего быта, —
Которую поют верхом и на верхах,
Держа дыханье вольно и открыто,
Заботясь лишь о том, чтоб честно и сердито
На свадьбу молодых доставить без греха.