For this that your arms I could not more tightly keep —
For this that your tender saltwater lips I've foresaken —
As much as abhorrent to me is this ruin half-asleep —
I must in Acropolis wait till the city awakens.
The Aegeans ready the horse in the darkness profound,
With sharp-toothed blades into cracks they invade and rupture
Dry rustle of blood in the ears simply would not die down
Of you not a whisper remains, not a sight, not a sculpture.
How could I have thought you'd return to me, how did I dare?
Why did I abandon so early without a warning?
The rooster had not sang his song, nor the hills been laid bare,
And into the woodwork the axe had not torn yet this morning.
Like transparent tears on the walls have appeared drops of sap
And city is feeling its forested ribcage with fire
Through valves blood has rushed into life and then turned on the tap
And three times to men have the mermaids called out of the mire.
Where is my dear Troy, where's the palace, the women's hall?
The tall starling-coop of King Priam is lying in shatters
And like a dry rain wooden arrows continue to fall
And more arrows just like a nutgrove arise in tatters.
The sting of last starfleck shall painlessly flicker away,
And morning will tap on the windowpane like a gray swallow,
And slowly the day, like an ox once awakened in hay,
Will rustle awake on sharp steps, and the light will follow.
За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал солёные нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие древние срубы.
Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко,
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел!
Зачем преждевременно я от тебя оторвался!
Ещё не рассеялся мрак и петух не пропел,
Ещё в древесину горячий топор не врезался.
Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные рёбра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужьям соблазнительный образ.
Где милая Троя? где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворечник.
И падают стрелы сухим деревянным дождём,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.
Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах шершавых от долгого сна шевелится.