«To this the Senate serves as witness —
Such actions do not die»
Smoked a cigar and tucked his gown,
Chess players nearby.
The dreams of honor he exchanged for plot
In god-forsaken deep Siberian wilds
And elegant cigar at poisoned lips,
The truth of bitter world having revealed.
First German oaks rustle with their leaves
Then in the shadows Europe weeps and begs
At each triumphant angle of the curve
Quadrigae's stallions stand upon hind legs.
Once in our glass blue punch glowed
And with the sound much like a samovar
A girlfriend spoke quietly from afar,
The freedom-loving Rheinian guitar.
The voices of the living scream and cry
About the citizen's sweet liberty
But victims do not wish the open sky
But rather work and constancy.
All is confused, and nobody can hear
That it is getting colder every day
All is confused, and it is sweet to hear:
Russia, Lethe, and Lorelei.
— Тому свидетельство языческий сенат —
Сии дела не умирают! —
Он раскурил чубук и запахнул халат,
А рядом в шахматы играют.
Честолюбивый сон он променял на сруб
В глухом урочище Сибири
И вычурный чубук у ядовитых губ,
Сказавших правду в скорбном мире.
Шумели в первый раз германские дубы,
Европа плакала в тенётах,
Квадриги чёрные вставали на дыбы
На триумфальных поворотах.
Бывало, голубой в стаканах пунш горит,
С широким шумом самовара
Подруга рейнская тихонько говорит,
Вольнолюбивая гитара.
— Ещё волнуются живые голоса
О сладкой вольности гражданства! —
Но жертвы не хотят слепые небеса:
Вернее труд и постоянство.
Всё перепуталось, и некому сказать,
Что, постепенно холодея,
Всё перепуталось, и сладко повторять:
Россия, Лета, Лорелея.