to Annushka Kirillova
This young girl will die in childbirth soon...
And the sickly midwife doesn't know '
That he pressed his shoulders hard to her
With fuzz on his boyish groin below,
That the fruit was heavy and like sap —
Windfall midst white blooming apple trees.
This girl in some interplanetary space,
Will birth radiant men of melodies.
In the grave — wormy as the windfalls are —
Her pubes will shine, like phosphorus.
And the girl’s greedy eyes are like
White snowdrops, or lodges’ lights for us.
In the grave are baptisms and births —
Blood to mold and heart to mineral.
Wet-nurse tales and ponds of feather beds
Foam up from the roaring lion squall.
— In the whites of eyes sperm whales will splash.
In a walrus boat is death, eskimo iced...
And this girl, fragrant as honeycomb,
Will be cared for by the rainbow-Christ.
Аннушке Кирилловой
Эта девушка умрет в родах…
Невдогад болезной повитухе,
Что он был давяще-яр в плечах
И с пушком на отроческом брюхе,
Что тяжел и сочен был приплод —
Бурелом средь яблонь белоцветных…
Эта девушка в пространствах межпланетных
Родит лирный солнечный народ.
Но в гробу, червивом как валежник,
Замерцает фосфором лобок.
Огонек в сторожке и подснежник —
Ненасытный девичий зрачок.
Есть в могилах роды и крестины
В плесень — кровь и сердце — в минерал.
Нянин сказ и заводи перины
Вспенит львиный рыкающий шквал.
И в белках заплещут кашалоты,
Смерть — в моржовой лодке эскимос…
Эту девушку, душистую как соты,
Приголубит радужный Христос.