Fall of early twilight; flutes are playing, restive; evening ride proceeding.
On the finest horse, in a caftan blue and festive, emperor is leading.
Horse is color snow-white, hair is color raven, scarlet ammunition.
Eyes are color amber; wings are spread in mission — battle premonition.
Following the emperor generals are squiring, warriors committed,
Gloriously greeted, battle scars repeated, only not defeated.
Adjutants attendant, tireless contenders; epaulettes are glaring.
All of them have talent, all of them have splendor, all of them have daring.
Past claviers and voices are becoming fainter, sounds are slowly waning.
Just the measured pounding, flutes’ uneasy sounding, spiteful hopes remaining.
Smells of smoke and chimney are becoming weaker, smells of home and haven.
And the feet are touching and the eyes are watching only earth and heaven.
Сумерки. Природа. Флейты голос нервный. Позднее катанье.
На передней лошади едет император в голубом кафтане.
Белая кобыла с карими глазами, с челкой вороною.
Красная попона. Крылья за спиною, как перед войною.
Вслед за императором едут генералы, генералы свиты,
славою увиты, шрамами покрыты, только не убиты.
Следом — дуэлянты, флигель-адъютанты. Блещут эполеты.
Все они красавцы, все они таланты, все они поэты.
Все слабее звуки прежних клавесинов, голоса былые.
Только топот мерный, флейты голос нервный да надежды злые.
Все слабее запах очага и дыма, молока и хлеба.
Где-то под ногами и над головами — лишь земля и небо.
Сумерки погасли. Флейта вдруг умолкла. Потускнели краски.
Медленно и чинно входят в ночь, как в море, кивера и каски.
Не видать, кто главный, кто — слуга, кто — барин, из дворца ль, из хаты,
все они солдаты, вечностью богаты, бедны ли, богаты.