As Moscow’s left behind, the peasant spirit’s cleaner;
The water has more blue; the sky is almost close.
With rare devotion sounds the forest concertina;
The player’s forelock drops to touch the low-pitch rows.
His fingers dance in line, move fleetly taking chances,
And midst September flame the music is so born,
And like two azure lakes appear the azure glances…
But at the bottom deep a heavy thought is borne.
Sweet is the life in there, of others’ grief unknowing,
The firmament charms more, the closer to the sky.
Of something very own the concertina’s moaning,
And vain are your attempts to not return its cry.
Чем дальше от Москвы, тем чище дух крестьянства,
тем голубей вода, тем ближе к небесам.
Гармоники лесной завидно постоянство,
и гармониста чуб склоняется к басам.
Мелькают пальцы в ряд, рискованно и споро,
рождается мотив в сентябрьском огне,
и синие глаза как синие озера...
Но бремя тяжких дум на их песчаном дне.
Как сладко в том краю, чужих невзгод не зная!
Чем ближе к небесам — тем ненаглядней твердь.
И плачет о своем гармоника лесная,
и на ее слезу попробуй не ответь.