Pencil’s wish is plainly accurate:
All it wants to know is truth.
Truth, eternal and immaculate,
Is the calling it pursues,
Built as if to function lastingly,
Helped by neither drug nor graft,
Proper as a gent, and masterly
As an expert in one's craft.
Profit’s hand will never edit it.
Out of breath, the pencil runs
Making sure it is not credited
By the deadly fortune’s funds.
Midst the daydreams of a paradise,
Sick, unglued, I disengage.
Steel-like firm, its earnest candid eyes
Will stay fixed upon the page.
As its life is waning, gradually
Finishing its earthly way,
Its hot core is smoking readily,
Always hunting for its prey.
Comes the graveyard, dark and pestilent,
But... the union is fulfilled:
Languid hands, the call of destiny,
And the smell of sweat and guilt.
Карандаш желает истину
знать. И больше ничего.
Только вечную и чистую,
как призвание его.
И не блатом, не лекарствами —
создан словно на века.
Он, как джентльмен при галстуке,
как умелец у станка.
Он не жаждет строчки прибыльной,
задыхаясь на бегу —
только б у фортуны гибельной
ни на грош не быть в долгу.
И пока больной, расхристанный,
вижу райские места,
взгляд его, стальной и пристальный,
не оторван от листа.
И, пока недолго длящийся
жизни путь к концу лежит,
грифелек его дымящийся
за добычею бежит.
Подступает мгла могильная,
но... уже совмещены
зов судьбы, ладонь бессильная,
запах пота и вины.