Ja naprosto ljetne ne podnosim smiješke,
ni zime tajanstvene znake.
A sama sam otkrila i to bez greške
tri jeseni godine svake.
I prva je pravi uneređen blagdan,
za inat svem prethodnom ljetu,
i listovi kao knjižuljak su tanan,
i miris je dimčića sladak k'o tamjan,
sve vlažno, šareno, u svjetlu.
I najprije brezik zaplesati uze,
a zračni mu nakit se mota,
u igri istrese časovite suze
na susjedu preko svog plota.
A ova već postaje pričom što krene.
Sekunda, minuta, — a tad
nju prestiže druga savjesti smirene,
a mračna k'o zračni je napad.
Svi odmah se bljeđi i stariji čine,
pokradene ljetošnje lagode.
I marševi zlatnih truba iz daljine
kroz mirisnu maglicu brode...
I tamjana hladnog se valovi valjaju
da visoki svod je sav zastrt,
al' vjetar se probi i puhnu — i znaju
to svi: da je drama pri kraju
i nije to treća jesen, već smrt.
Мне летние просто невнятны улыбки,
И тайны в зиме не найду.
Но я наблюдала почти без ошибки
Три осени в каждом году.
И первая — праздничный беспорядок
Вчерашнему лету назло,
И листья летят, словно клочья тетрадок,
И запах дымка так ладанно-сладок,
Всё влажно, пестро и светло.
И первыми в танец вступают березы,
Накинув сквозной убор,
Стряхнув второпях мимолетные слезы
На соседку через забор.
Но эта бывает — чуть начата повесть.
Секунда, минута — и вот
Приходит вторая, бесстрастна, как совесть,
Мрачна, как воздушный налет.
Все кажутся сразу бледнее и старше,
Разграблен летний уют,
И труб золотых отдаленные марши
В пахучем тумане плывут...
И в волнах холодных его фимиама
Закрыта высокая твердь,
Но ветер рванул, распахнулось — и прямо
Всем стало понятно: кончается драма,
И это не третья осень, а смерть.