He, who was called by men in days of yore,
A king — in mock, in truthfulness — a god,
Who was once killed — whose tools of suffer sore
By my hot breast is permanently wormed…
They tested Death — the witnesses of Jesus,
Severe solders, and she-gossips old,
The Rome procurator… — all, in sadness,
Had passed the place where stood a dome bold,
Where stroke a sea, and blacked a cliff in splashes, —
They’re drunk in wine, inhaled with dusty hot
And with a smell of roses, ever freshest.
Gold makes self rot, and dissipates best steel,
Marble is crammed — all’s ready to be perished.
The staunchest on the earth is pine, we feel,
And most living — Kingly Word, we relish.
Кого когда-то называли люди
Царем в насмешку, Богом в самом деле,
Кто был убит — и чье орудье пытки
Согрето теплотой моей груди...
Вкусили смерть свидетели Христовы,
И сплетницы-старухи, и солдаты,
И прокуратор Рима — все прошли.
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес, —
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом бессмертных роз.
Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор — к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней — царственное слово.