All’s taken away: my love and my power.
The body, thrown into city it hates,
Finds no joy in the sunlight. With every hour,
The blood grows colder in my veins.
The merry Muse is lately full of grief:
She looks at me and doesn’t make a sound.
She lays her head, wearing the darkened wreath,
Upon my chest, exhausted and worn out.
Each day, my conscience rages in a daze:
It fumes, desiring a grand donation.
I used to answer it while covering my face…
But I’ve got no more tears or explanations.
Все отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.
Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей…
Но больше нет ни слез, ни оправданий.